ДЕВУШКА И СМЕРТЬ
влюбленным посвящается

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Жила-была девушка. Была она дочерью царя, исполненная самых замечательных качеств: умница, красавица, скромница и т.п. Просто - Пятый Элемент! И настолько она была совершенна, что папа никак не мог ее сбагрить замуж. Потому что женихам рядом с ней было как-то не так. Тогда папа, отчаявшись сбыть ее с рук, сказал следующее:

- Дорогая доця, давай-ка садись в повозку и сама себе ищи мужа, бо нет у меня уже никаких нервов.

Понятно, девушка не стала спорить с отцом, уселась в повозку и поскакала, куда глаза глядят. Оглядев ближние царства, глаза заприметили священную рощу, куда женщинам вход воспрещен. И она прекрасно об этом знала! Но, не долго думая, принцесса спрыгивает с повозки и идет в рощу.

...Дай, думает, присмотрю себе какого-нибудь отшельничка.

И точно, смотрит, у баньянового дерева сидит молодой, красивый орёл в позе лотоса, глубоко погруженный в медитацию. Девушка вступает с ним в беседу. И понимает, что он мно-о-го, мно-о-го умней ее, а также благородней, достойней и т.п. Девушка моментально влюбляется и говорит:

- Ты мой принц, ты ранил моё девичье сердце. Женись на мне!

- Э-э-э... - говорит несколько ошарашенный юноша, - я вообще-то отшельник...

Глаза девушки набухают слезами, но она не собирается сдаваться:

- А я тебя люблю! Если ты на мне не женишься, я просто лягу и умру, прямо под этим баньяновым деревом!

На этом месте девушка залилась горючими, но чистыми слезами. Он растерянно смотрел на нее. Девушка была очень красивая, и на самом деле понравилась юноше, но вот так прямо признаться в этом он не мог.

Поэтому, взвесив все за и против, ответил в соответствии с профессией:

- Я не могу причинить боль ни одному живому существу. Не умирай. Я женюсь на тебе.

Типа отмазался... Радостные и счастливые молодые отправились к его родителям. Которые сидели под соседним баньяновым деревом. Тоже отшельники. Вся семья были отшельниками. Причем, папа парня, то есть будущий тесть, был царем, которого сверг плохой злодей, да еще и выколол ему глаза. А мама пошла за ним, как декабристка за декабрем, как положено ведической женщине. Ну вот.

Папа, услышав радостную весть, сильно пригорюнился и говорит:

- Дорогая девушка, мы бы и не желали лучшей невесты своему сыну, но... видишь ли... тут такое дело... короче, брахман напророчил, что ровно через год после свадьбы наш сын... умрет.

- Но я люблю его... - пролепетала девушка.

- Оно тебе надо? Ты же останешься молодой вдовой, или взойдешь на костер!

(Прошу заметить, папа почему-то не говорит: если ты его любишь, то оставь в покое! Он умрет, если женится! Не понимаешь?! Умрет!)

- Но я люблю его! - обиделась принцесса и объявила голодовку.

Переубедить ее так никто и не смог, даже родной отец, которого она должна беспрекословно слушаться.

Короче говоря, сыграли свадьбу. Очень ба-г-гатую и пышную, с раздачей коров брахманам.

Счастливая молодая жена делала всё, чтобы удовлетворить мужа, дабы он купался в счастье и забыл о своей участи. Широко улыбаясь любимому, девушка старалась порхать птичкой непосредственно возле него, чтобы если что, быть с ним рядом.

И вот, когда прошел ровно год со дня свадьбы, день в день, пришел Ямараджа. Он был великолепен и задумчив. Равнодушно вынув из парня душу, он взвалил ее себе на плечо, перехватил поудобнее, с хрустом распрямился... и увидел... что ничтожная смертная СМОТРИТ на него...

Да еще и в порыве безумной храбрости заступает ему дорогу.

- Отойди, женщина, - сказал Ямарадж и слегка отодвинул помеху в сторону.

От прикосновения Смерти девушку обдало холодом, она дернулась и покрылась мурашками.

- Я пойду за ним, слышишь! - крикнула она испуганно.

- Ты не сможешь, - бросил Ямарадж, и, не оглядываясь, пошел домой, что-то насвистывая себе под нос.

ГЛАВА ВТОРАЯ

...Ямараджа шел. Мелькали пространства, день сменялся ночью, а ночь днем так быстро, что рябило в глазах. Иногда он останавливался, чтобы поболтать с другими богами, или вытряхнуть песок из сандалий.

Вообще-то он уже стал подумывать над тем, чтобы прикупить ботинки "Гриндерс". А что, вещь хорошая, ноская, а ноги, они ведь не казенные, их беречь нужно...

Переходя на N-нный уровень, он почесал лопатку (прямо сквозь душу парня)... и вдруг резко оглянулся...

За ним кто-то шел. Ямараджа пригляделся. Кажется... женщина? Ну да, это же та самая бабенка, муж который своей головой уже отбил ему печень.

Она еще что-то там вякала, что пойдет за ним. Что?!

Гляди-ка, идет. Еле-еле, припадая на обе ноги, голова болтается, как у тряпичной куклы, из всех пор сочится кровь и... идет. Это что ж такое?!

- ЭТ-ТО ЧТО ТАКОЕ?!!! - заорал Ямараджа. - Ты что здесь делаешь?!

Женщина испуганно дернулась, будто проснувшись. Быстро взглянула на него и опустила голову еще ниже.

- Я спрашиваю, ты что здесь делаешь, смертная? Как ты посмела?!

- Я люблю его. - Говорить ей было трудно, язык распух и никак не хотел подчиняться. Она хотела объяснить, что сердце ее умерло вместе с мужем... но вместо этого вдруг присела и закрыла лицо руками.

Ямараджа глядел на нее во все глаза.

- Я люблю его, люблю, как ты не понимаешь! - выкрикнула принцесса и зарыдала. Тяжело, без слез, мучительно сотрясаясь всем телом и судорожно всхлипывая.

- Но это же невозможно, - пробормотал Бог Смерти себе под нос. Он не знал, что делать дальше. Никогда такого не было, чтобы кто-то из смертных шел за своим любимым в ад. Не могут они так любить! И не должны! К тому же это действительно невозможно, человеческое тело не приспособлено...

Совсем молоденькая. Ямарадже стало жалко девчонку.

Он даже представить себе не мог, что она испытывала, пробираясь, нет, продираясь за ним сквозь пространства. "А моя бы так смогла?", - подумал он и неожиданно рассердился. От злости он даже швырнул душу парня на землю, чего обычно никогда не делал. У плачущей вдовы распустились косы и она стала очень похожа на его младшую дочь. Мысль, что его малышка может за кем-то потащиться в ад, так ужаснула его, что Ямараджа даже перестал злиться.

- Ну, ты это... слышишь... не плачь. - Сказал он, неловко присаживаясь рядом с ней. Ямараджа поглядел на ее трясущиеся лопатки и грубовато похлопал по спине. - Не реви, слышишь.

- На вот. - Ямараджа протянул свой платок, но поскольку она не отреагировала, развернул ее к себе и, подняв одной рукой ее лицо за подбородок, другой попытался вытереть слезы. Принцесса дернула головой. Ямараджа ухватил ее покрепче, утер слезы и заставил высморкаться.

- Так, короче, красавица. Мужа я тебе не верну. Права такого не имею. А вот желание исполню. Желай чего хочешь, только не проси оживить твоего мужа.

Ему показалось, что она не расслышала, но нет, вроде встала. Девушка повернула к нему бледное лицо и прошептала:

- Ладно, верни зрение его отцу.

Желание немного удивило Ямараджа. Но ему какая разница, зрение так зрение.

- Да будет так! - сказал он. - А теперь всё, иди домой! Иди, слышишь! Еще раз увижу - убью!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

...Она знала, что надо смотреть ему в затылок. И тогда глаза почти перестают замечать тот кошмар, что творился вокруг. Главное, просто смотреть ему в затылок. Нельзя даже мельком взглянуть на мужа, потому что от жалости к нему начинает сильно болеть сердце, нельзя оглядываться, потому что кружится голова, и нельзя даже на секунду прикрыть глаза. Вдруг он исчезнет. Что она тогда станет делать?

От того, что она не сводила глаз с его затылка, он размазывался, плющился и исчезал, тогда она поневоле моргала и изображение постепенно восстанавливалось. Но моргание не приносило облегчения. В глаза как будто насыпали песка, белки невыносимо жгло, веки скрипели, как несмазанные петли.

А вокруг творилось что-то невообразимое! Свет и тьма стремительно сменяли друг друга, уши разрывал грохот, а потом падающая тишь, тело сковывал лед, который через мгновение закипал на вопящей от боли коже. Кровь заливала глаза. Она вытиралась концом сари, который в конце концов затвердел и торчал как накрахмаленный. Она оставляла кровавые следы, но не знала об этом. Она сходила с ума, и знала это совершенно точно.

Иногда в ее голове раздавались какие-то голоса. Они взывали друг к другу, или пели, но она их не понимала.

- Заря, Заря, я Восток, как слышно?!

- "Наше радио", наша музыка!

- Первый, мать твою, где группа Захарова? Они что совсем охренели?!!

- А-а-а!!!! - закричала принцесса и зажала уши руками.

Ее собственный крик на время заглушил дьявольские голоса, и она всхлипнула. Она устала и хотела пить. И посидеть, хотя бы минутку. Но сидеть было никак нельзя, потому что Ямараджа шел впереди, и ей надо было идти за ним. Она забыла, зачем надо идти за ним. Иногда она забывала и кто он такой. Тогда она просто шла, "как робот", - подумала принцесса, - "я иду как робот". Робот, катала как мантру на языке она непонятное слово. Робот-хобот.

В какой-то момент она все-таки решилась оглядеться... Они шли по лугу.

Весело светило солнышко, по обе стороны дороги колыхалась пшеница.

Принцесса заплакала. В ту же секунду вокруг оказался океан. Она забилась, рванулась, чтобы выплыть... но всё исчезло. Они шли в космосе. Вселенная пела и играла в снежки. Огромные кипящие шары с воем пролетали мимо, звезды, как бриллианты усыпали всю бесконечность. Принцесса открыла рот от восхищения. Это была сумасшедшая, дикая абсолютно нечеловеческая красота. И она чуть не ослепла, но быстро опустила глаза и испуганно вскрикнула. Под ногами больше не было дороги! Только узкий канат, на которых пляшут циркачи. Она стремительно присела и ухватилась за тугую, дергающуюся змею. Только бы не упасть!

Ямараджа в развалку удалялся. Она пригляделась. Он шел совершенно спокойно, как по ровной широкой дороге, и даже не глядел под ноги.

Надо вставать и идти за ним. Надо вставать. Черт, руки порезала!

Принцесса осторожно поднялась, выпрямилась, расставив руки в стороны и уставилась в затылок Ямарадже. "Черт бы тебя побрал" - подумала она сердито, - "Черт бы тебя побрал совсем".

Подстегивая себя собственной злостью, она сделала шаг в никуда, и сердце ее оборвалось... а ноги привычно встали на твердое. Путь был. Путь есть, если на него не смотреть! - догадалась принцесса.

С каждым шагом ее характер портился всё больше и больше. Она перестала плакать и угрюмо сверлила взглядом затылок Ямараджи. "Я всего-лишь женщина, - думала она мрачно, - но я разнесу твое долбанное царство, если ты только... я придушу тебя своими руками. Будь ты хоть трижды бог. Видали мы таких богов. Вот сволочь какая. Идет как ни в чем ни бывало".

Но и злость прошла, а путь все не кончался...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

...Ямараджа уже давно и начисто забыл об инциденте с женщиной. Он даже не был уверен, что она действительно была, эта зареванная дуреха в грязном сари. Так, мелькнула где-то на дальнем краю сознания, и нет ее. Он думал о работе. Господи, как он был горд получить эту работу! Сколько времени он прозябал в неге и безделии, до тошноты объевшись наслаждением, или как говорили боги между собой, вечным кайфом. Он уже был готов на что угодно... И тут ему сообщили, что есть вакансия...

Должность хорошая, ответственная, важный участок фронта, особенная работа, которую не поручат кому попало. М-да. Он был счастлив, как юнец, которого гуру первый раз соизволил выслушать, и вот тот, спеша и заикаясь, несет какую-то чушь, которая самому ему кажется Божьим откровением... Так и он. Точь в точь. Понесся к Господу Шиве, полдня просидел в приемной, и нервный и важный настолько, что даже не оценил прелестей его новой секретарши. Вот убей, не вспомнить, как она выглядела! А чего поперся-то! Людей у него попросить. Потому что штат он должен был набрать сам. У него аж руки чесались всё сделать побыстрее и приступить к работе.

Конечно, он решил, что лучше шивиных демонов ему не найти. Шива милостиво согласился. А чего ему не согласится, у него балбесов этих, как грязи. И вот он, Ямараджа, прекрасно зная, что это за существа, еще и выбрал уродов пострашнее. И помоложе, чтобы глаз на работу горел! Чтобы с огоньком работали, черт его задери!

Ямараджа даже застонал. Господи, и это его сотрудники! Эти придурки, гопота откровенная, тут же отрастили себе жуткие зубастые пасти, когти, лишние руки, лапы какие-то идиотские и хоботы. Плюс шерсть по всему телу какого-то невыразимо омерзительного цвета, хвосты с начесом и раздвоенные языки. Конечно, ему под это дело тоже личина полагалась. Естественно. Но ее делали с учетом его вкуса, и получилось ничего себе, лапушке понравилось. Глаза налитые кровью, грива нимбом, когти с позолотой, - вроде все тоже самое, но красиво же! Красиво и впечатляет. Он так было раз на вечеринку пришел, так юные богиньки со страху... хе-хе.

Уродство ладно, в конце концов, даже к таким харям можно привыкнуть, но работали она действительно не за страх, а за совесть. Они никак не могли понять, что мучить не надо, что не Гестапо у них тут! Они заставляли людей страдать, и получали от этого удовольствие... а он ничего не мог поделать! Говорить им бесполезно, они только языки вывалят, согласно помычат, мутанты уродские, и все равно сделают по-своему. А формально они правы. Нигде не сказано, что смерть должна быть НЕЖНОЙ...

В итоге он стал кое-что делать сам. Например, "Смерть по пророчеству", как с этим парнем. Брахман сказал, что он должен умереть, значит, умрет. Брахманские пророчества ВСЕГДА сбываются! Всегда! Даже если брахман чего-нибудь ляпнул просто так, по настроению, или от старости перепутал чего. А именно так и бывает чаще всего. Но даже Сам Кришна действует согласно брахманским пророчествам... Их абсолютное исполнение - один из самых таинственных законов мироздания... Так что...

М-м-м, а парень мог бы жить и жить. У него потенциала лет на триста, даже так, навскидку. Все-таки правильно он сделал, что сам за ним пришел. Его джульбарсы точно сперва поглумились бы...

И как это здорово он придумал лапушку потихоньку привлечь!

Он тогда ее попросил младенчика забрать, сам что-то забегался, не успевал, а ЭТИМ поручать ни в какую не хотел. И как он Бога благодарил потом, что тогда забегался и сам не успел. Лапушка несла его так осторожно, смотрела на него ласково, колыбельные ему пела, к груди прижимала, как родное дитя. Ребенок даже не понял, что умер. Улыбался у нее на руках и агукал. У него тогда от любви к ней сердце совсем растаяло (он за женой из-за куста подсматривал). Да чего там, он бы и сам хотел, чтобы лапушка несла его на руках... хоть, это и глупо звучит, и не по-мужски как-то. Теща бы сказала: "Это инфантилизм, Ямочка. Что вы, как маленький". А так хочется иногда побыть маленьким... И он протяжно вздохнул.

Главное, о чем он не подумал, это ненависть. Та безграничная, нерасуждающая ненависть, которую обрушивали на него люди со всех сторон. Они ненавидели его, боялись, и даже смеялись над ним. Они придумали, что он скелетированная старуха с косой, поэтому время от времени ему приходится таскаться с этой идиотской косой. Репокос такой. Репы косит. Широко, по-крестьянски... Старуха почему-то. Хоть бы лапушка не увидела его старухой-то. Тьфу!

Что это...?

ГЛАВА ПЯТАЯ

Что это?

Как будто свербит в основании черепа. Он резко оглянулся. Невероятно, но факт. Она! Так, спокойно, Яма.

Ямараджа привалился к толстому дереву, возникшему по его желанию. Терпеливо дождался, пока она подползет поближе и воззрился на нее с нескрываемым интересом. Девушка выглядела страшнее атомной войны: сари висело, как на вешалке, лицо вытянулось, скулы повылазили, а глаза ввалились и ничего не выражали. Красота. Он еще немного поизучал ее и спросил:

- Идешь?

- Иду.

- Я тебя предупреждал?

Она промолчала.

Тогда Ямараджа, задорно ухнув, явил свою "страшную" форму. Девушка начала беззвучно заваливаться набок. Он еле успел ухватить ее за талию. Быстренько обернулся в себя самого, опустился на землю и уложил потерпевшую себе на колени. Обморок. Ну и зачем он это сделал? Ямараджа посмотрел в бледное лицо и полез в котомку. Лапушка всегда дает ему с собой термос с чаем. С замечательным, пахучим чаем. Ага, вот и он, термосок-то! Он вытащил емкость, открутил крышку зубами, потому что в одной руке у него был термос, а другой он обнимал ослабевшую вдову. Пристроил голову страдалицы себе на грудь, плеснул чай в крышечку и поднес к ее губам.

Вдова не подавала признаков жизни. Он потыкал крышечку ей в зубы, бормоча что-то вроде: ну давай, давай, милая, рот-рот-рот! Синие губы приоткрылись, девушка глотнула, еще раз, и присосалась к термосу, да так что не оторвешь. Ямараджа смотрел, как она пьет, и отрывать не решился.

Ожившая вдова дососала чай и подняла на него чистый младенческий взгляд.

- Привет! - сказал Ямараджа и помахал рукой у нее перед носом.

- Ой, - Принцесса подхватилась и резво метнулась в сторону. Ну, правильно, осознала, что лежит на коленях у мужчины... бога... Сидит теперь вся скукожившись, глядит волком, сари на колени натягивает. Вот дура-то!

- Да нужна ты мне. - Сказал Ямараджа и даже головой покачал.

- Так все говорят.

Ямараджа не ожидал ответа, тем более такого. Еще больше он удивился, когда увидел, что она улыбается. И лукаво сверкает глазом. Обалдеть! Она что... заигрывает с ним?

Он пристально посмотрел в ее глаза. Да она с ума сошла! Точно, спятила!

Девушка нагло пялила на него свои зенки и ухмылялась.

- Ну... и что мне с тобой делать? - спросил Ямараджа с некоторой робостью (он всегда боялся сумасшедших).

Девушка повела глазами и улыбнулась шире.

- Хм. Ты как... домой-то пойдешь?

- Не-а! - мяукнула принцесса и хихикнула.

Ямараджа подумал.

- Ты что, совсем меня не боишься?

- А чего тебя бояться? Раз до сих пор меня не убил, значит, жить буду, - разъяснила принцесса серьезно.

- Действительно, - согласился Ямарадж и незаметно выдохнул. Вроде нормально с ней. В сознании.

Помолчали.

- А далеко еще? - спросила вдруг она.

- Порядочно, - ответил Бог Смерти и снова насторожился.

- Только ты это, иди помедленнее, ладно? - Попросила принцесса и встала, ОПЕРШИСЬ на его плечо!

Ямараджа окаменел от гнева.

- Ну что, пойдем что ли? - спросила нахалка и... подскочила, когда он вдруг заорал:

- Что тебе надо?!!! Чего ты ко мне привязалась?! Что я тебе сделал?! О Боги, Боги, за что мне это!!! - Он ухватился за голову и поразился упавшей тишине. Принцесса молчала. Ямараджа поднял глаза. Со всех сторон на него смотрели Боги. Боже, что они подумают!

- Ребята... я пошутил... я случайно! - и он сделал движение рукой, будто отгоняя кого-то.

Боги исчезли. Принцесса согнулась пополам от хохота.

- Ну, ты даешь! Ха-ха-ха! Боги, боги!!!! И-и-и! - Было очевидно, что смертная совсем потеряла нюх. Надо думать, от переживаний. Ямараджа решил быть милостивым. Они прошли немного вперед. Сначала он, потом она скромненько позади. Тихонько хихикая в кулачок. Внезапно он обернулся, быстро подошел и больно сжал ее плечи:

- Всё, хорош! Погуляла, иди домой! - Что-то в его глазах подсказало принцессе, что спорить не стоит.

- Иду, - сказала она и снова опустила глаза.

Медленно, очень медленно она повернулась и поковыляла в обратную сторону. Как больная черная ворона с поломанными крыльями. Ямараджу стало ее жалко.

- Ну, ладно, - сказал он, - я тебе хоть желание напоследок исполню.

Принцесса резво обернулась и открыла рот.

- Не-не-не, даже не проси! - замахал он руками.

- Но... Ну ладно, верни царство его отцу, - холодно сказала она и, не дожидаясь ответа, пошла назад. Не как ворона, как королева, блин. Задрав подбородок и выпрямив костлявые плечи...

- Да будет так! - бросил Ямарадж, как будто плюнув ей в спину.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

...Ямараджа отошел уже довольно далеко от места, где в последний раз разговаривал с настырной вдовой. Теперь он думал о ней. Потому что больше не о чем. Потому что все свои обычные дорожные мысли он уже передумал. Переходя на Грань, Ямараджа явственно ощутил некое беспокойство. Оно заставляло его хмуриться, а причину он не видел и не понимал. Однако ощущение было и с каждым шагом становилось всё сильнее. Что-то он сделал не так. Какая-то ошибка. Забыл... что?

Ямараджа повел могучими плечами и хрустнул шеей, да и встал, как вкопанный. Блин, невероятно, он потерял парня! Душу эту несчастную, мать ее, где-то обронил. Вот как запудрила ему мозги наглая бабенка!

От возмущения он выпустил огненные рога и длинный хвост с шипованным шаром на конце. Рога осветили его адским нимбом, хвост злобно задергался сам по себе, шар с грохотом обрушивался по обе стороны полубога, заставляя всякую живую материю дрожать и отскакивать. Ямараджа ничего не замечал. Он думал. Наконец, он поднял голову и внимательно огляделся. Рога втянулись в голову, хвост отвалился и быстренько уполз, на лбу у Ямы воссиял третий глаз, необычайно яркий, дающий концентрированный толстый луч. Им Ямараджа что-то ощупал и поискал, и, видно, нашел, потому что удовлетворенно хмыкнул. Но осёкся.

- Хоть бы она не заметила, - быстро и трусливо подумалось полубогу. Но он тут же взял себя в руки и громко сказал:

- Дурга, я быстро, не сердись!

Дальнейшее бы очень удивило любого обитателя всех трех миров, если бы такой имел возможность увидеть, что сделал Ямараджа. Просто ему было лень возвращаться и он решил срезать Путь. Бог Смерти примерился и вдруг резко выбросил руку вперед, которая с характерным треском... порвала пространство...

"Конец Света" - подумал Ямараджа, вжимая голову в плечи.

По материи прошла рябь, как мурашки по живой теплой коже. Она всколыхнулась, задрожала, мигнула, и... на какую-то долю секунды стало очевидно, что всё это иллюзия. Мир был как блеклая палатка с нарисованными звездами. Ямараджа захлопнул глаза. На всякий случай. Чтобы не увидеть лишнего. Майа-Дурга ойкнула, дернулась и снова раскрылась во всё Творение. А в звездном, испуганно дышащем небе (на левой стороне палатки) оказалась дыра с неровными краями.

Крякнув от натуги, Ямараджа оттянул оторванный край Майи на себя, нагнулся и наступил на него ногой. Что подумала об этом Дурга, не известно. Ямараджа решил, что уделит лет сто на покаяние и вымаливание прощения.

На самом деле, Майе было щекотно. Но она крепилась, чтобы не рассмеяться. Иначе добрый кусок мира вырвало бы с корнем и раскидало по Хаосу. К тому же Майа боялась спугнуть Ямараджу, который ее заинтересовал своим странным поведением, которое она расценила как неявное приставание.

С затаенной девичьей грустью Майа втайне посожалела, что он женат, да к тому же постоянно занят на работе.

Переждав сердцебиение и естественное потемнение в глазах, а если говорить по правде, то настоящий смертный ужас от своего поступка, Ямараджа не убирая ноги с Дурги, осторожно выглянул в образовавшийся проем. (Осторожно, потому что не знал, как среагирует обиженная Майа. Отхватит ему голову зубами или зальет кровью из "раны"). Окошко смотрело прямо на созданное им ранее дерево.

"Это я удачно попал" - довольно подумал Ямараджа, и, обливаясь потом, полез в окошко. Выбравшись на ту сторону, где был белый пронзительный день, Яма завернул кусок Майи и придавил его могучим камнем, исторгнутым из собственного горла. Камень был как гора. Прежде квартировавшая в левой почке Бога Смерти.

Дерево было на месте. Рядом с ним валялась потерянная душа. Вид у нее был несчастный. Обзывая себя старым маразматиком, Яма быстро оглянулся, подцепил парня позолоченным ногтем и забросил себе на спину. После чего еще раз оглянулся, откатил камень с Дурги, и, пыхтя как паровоз, полез обратно в окошко.

И всё вроде обошлось, но когда потревоженная материя начала сжиматься, заращивая дырку, в самый последний момент что-то обрушилось ему на голову.

И свет в его очах погас.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

...Когда Ямараджа ушел, она, конечно, вернулась. Некоторое время постояла рядом с мужем, вернее, с его душой. Душа была прозрачной, и с виду совершенно невесомой, но она как-то поняла, что ей ее ни за что не поднять, не сдвинуть. Сначала она побоялась притрагиваться к нему. А потом не выдержала, заревела, упала на колени и прижала его голову к своей груди... И ничего не почувствовала! Как будто обнимала воздух, и от этого заплакала еще горше.

- Ваня! Ваня! - она дергала его за плечи, пыталась тянуть, оступалась, падала, но он был недвижим, холоден и безучастен.

Потом она просто легла рядом с ним. Она лежала и смотрела в его лицо. Она вспоминала, как они познакомились. Тогда она вопреки правилам зашла в священную рощу (она была глупой, легкомысленной и вечно порхающей младшей принцессой, которой всегда всё прощалось) и увидела его. От него исходило ровное сияние. Всегда, с первой минуты, он смотрел на нее так, что она чувствовала себя очень-очень красивой. И ощущала, что глаза у нее сами собой сверкают, ресницы хлопают, на щеках появляются ямочки, голова чуть клонится, шея выгибается самым изящным образом. О спине и говорить нечего! Спина, а за ней и походка... Боже, Боже!

Он был не просто умным, этим, учитывая окружение отца, ее было не удивить, он был мудрым, снисходительным и великодушным. Она влюбилась с первого взгляда. И сразу панически испугалась, что он ничего такого к ней не испытывает. И что максимум, что будет возможным, вести высоконаучные беседы (когда у него будет время) и придумывать предлоги, чтобы затеять эти беседы.

Ей всегда казалось, что он видит ее насквозь. И видит, какая она глупая. И что он не станет ради такого пустого существа отказываться от своего Пути. Ведь это непростительно. Даже грешно. Это стало бы падением для него, уже живущего не здесь. Она не могла с этим смириться, и ругала себя за эгоизм. Одной своей частью она была готова пожертвовать своим счастьем, чтобы он мог жить в своем Небе. Чтобы ему не пришлось падать. Другая же ее часть даже подумать об этом не могла, охватывал ужас.

Жизнь без него не имела никакого смысла. Если бы ее отдали замуж за кого-то другого, она бы сбежала. Или объявила обет молчания. А молчать она умела, чем здорово доводила отца, который с психу разбивал бесценные вазы и лишал ее сладкого "до скончания веков".

Сатьяван, ее милый Ванечка, был кроток и сдержан, но не слабостью, а силой. От него веяло силой, и у Савитри раздувались ноздри, и подгибались ноги. Она была готова просто сидеть и смотреть на него. А когда он смотрел на нее, сильно краснела, кашляла, и суетливо начинала нести какую-то чушь.

Она была готова биться до последнего... и была поражена до глубины души, когда он легко согласился жениться на ней.

Он. На ней! Почему? Это она его любит, но он-то любит Бога! Сатьяван поменял Бога на нее... И теперь лежал мертвый. Убитый и забытый мерзким Ямой. И во всем этом виновата она.

- Ты меня бросил - жалобно скулила она, тыкаясь головой ему в ключицу.- Сказал, что будешь всегда со мной, что будешь меня жалеть и защищать, а са-а-м!

Наревевшись, она подняла голову, села и огляделась. Странное это место. Тишь. Пронзительный свет. Ни птичьего крика, ни ветерка. Морок один, желтая степь, а посредине, в центре, это дерево, а под ним они.

Принцесса потерла слезящиеся глаза. У нее кружилась голова и думать было трудно. Она встала и немного походила кругами. Потом прикрыла глаза ладонями, постояла так и снова огляделась, очень внимательно.

И вдруг увидела! По краям этого гигантского коло (с деревом в центре) обваливалась земля. Желтая степь опадала кусками. И круг становился меньше с каждой минутой. А черное, слепящее миллионами звезд Небо, нападало толчками, обступало со всех сторон, сжимало тиски.

Она бросилась к мужу:

- Ваня, Ванечка, вставай! Пожалуйста, слышишь! Нам нужно уходить, мы погибнем!

Он молчал.

- Ва-ня! Открой глаза, ну помоги мне хоть немного! Я тебя прошу! Мир исчезает, очнись!

Мир ускорился. И продолжал набирать скорость. Земля валилась в бездну беззвучно и страшно. Космос втягивал ее в себя с немым голодным ревом.

Савитри закричала.

...Он не существовал. Его не было. И в этом небытии он пылал сотней звезд, был воздухом, втянутым в адские ноздри Смерти, катался камешками под разбитыми ногами Савитри. Он исчезал и появлялся. Он был сразу и везде. И нигде его не было. Первый раз он попытался собрать себя из миллиона частиц, когда Савитри обожгла его грудь слезами. Это было больно. И безумно жалко его бедную девочку. И он рванулся ей навстречу... но не смог... не смог... и снова ушел в небытие.

И очнулся как-то сразу, когда услышал этот ее уже нечеловеческий крик.

...Она кричала. Тащила его, согнувшись в три погибели, и плакала от страха, и кричала, как сирена воздушной тревоги. Он с трудом разлепил веки. Это она... самая младшая в медсанбате, на вид лет пятнадцать всего. Тощая, в косынке, веснушки на носу. Варя. Варя Кравцова. Он так и не решился пригласить ее на танец... Жалко.

Обстрел превратил землю в кромешный ад. И от рвущихся снарядов было светло, как днем. Его оглушило и ранило, и сейчас Варя пыталась вытащить его с поля боя в безопасное место. Как же она его тащит? Он же здоровый мужик, не то, что она, недокормыш детдомовский.

Но Варя тащила, не думая о немецком наступлении, не думая о маме (первый раз за всю войну), думая только о том, чтобы вытащить раненого Ивана.

- Ваня, миленький, не умирай! - кричала она сквозь слезы и ревснарядов, - потерпи, потерпи, уже чуть-чуть осталось. А он даже ответить не мог. Только смотрел в огромные голубые глаза (веснушек не видно из-за грязи). Смотрел и точно знал, что она его вытащит, и его вылечат, и 9 Мая он будет танцевать. Только не с Варей. Потому что ее сейчас убьют... А он так и не успел ей сказать...

Взрывы остались за спиной, раздался свист, Варя вскрикнула и повалилась на него, он поднял тяжелую руку и обнял ее. И в упавшей тишине услышал тихое ржание. По кромке поля, как сон, как видение, бежала белая лошадь...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

...Он ехал впереди отряда на белом коне. Хорошо, что у него бесценный богатырский конь, да еще белой масти! Только на таком великолепном, царском жеребце и можно везти, возвращать домой, самый ценный груз на свете - княгиню!

Они долго бились с этой нечистью, узкоглазыми демонами в меховых шапках, и поначалу он совсем оглох от криков, лошадиного ржания и звона мечей. У него были даже видения... Ну не то чтобы видения, но почудилось, что Небо стало зеркалом, и в том зеркале отразилась сеча.

И бой продолжался и сверху и снизу... Как тут не сойти с ума! Все продолжалось не более одного взмаха меча, но он успел увидеть, что у воинов в верхнем бою другая одежда и странное оружие... Ему некогда было разглядывать божьи чудеса, и он отвлекся, разрубая пополам визжащего, как баба уродца, а когда поднял глаза, смаргивая пыль и пот, небесные воины исчезли, а в облаках летела, раскинув золотые крылья, птица Сва-Слава... Это было добрым знамением и он уверился, что победа близка!

Полон освободили. Что тут говорить? Сколько раз его дружина выручала крестьян: побитых, униженных мужиков, изнасилованных девок с потухшими глазами и безумных баб, чьих детей продали в рабство...

Он запретил себе думать о том, что произошло с княгиней. И он не знал, что делать, если девушку убили или опозорили. То есть, если убили до смерти, то он на Русь не вернется, а если... он убьет ее сам... потому что не сможет отвезти отцу. Не сможет и всё! А, значит, тоже никогда не вернется домой...

Но княгиня была жива. Ее заперли в каком-то подполе, где низкий потолок, казалось, держался на ее гордости. Она сидела в углу, прижавшись спиной к стене, и яростно сверкала глазами. Сначала в очах ее вспыхнул гнев, а когда она его узнала... расплакалась. За эти слезы он вернулся в поганый сарай и снес еще пару голов!

А теперь он вез ее к отцу на своем белом коне. Княгиня сидела в седле перед ним, сидела боком, и он видел ее задумчивый профиль, нежный овал щеки и розовое ушко. Он, конечно, молчал, смотрел только вперед и хмурил брови. Он старался дышать через раз, потому что при глубоком вдохе кольчугой на груди касался ее руки... Княгиня, на самом деле княжна, это он так называл ее для себя (мысленно, не вслух!) была печальна, освобождению особо не радовалась, на него не глядела.

Это понятно. Кто он и кто она!

Когда вдали начал вырастать город, она вдруг порывисто оглянулась и посмотрела ему в глаза. Он чуть с коня не упал! В упор на него требовательно глядели ее огромные зеленые глаза, белая, как лунный свет, коса заструилась, как живая, и легла ему в ладонь. Княгиня, как будто недождавшись чего-то, сердито отвернулась, и он, чуть придя в себя, кашлянув, вымолвил:

- Сейчас уже дома будем.

Она дернула плечом, и он прикусил язык.

Они здорово обогнали других, теперь город и дружина с разных сторон были равно далеко, и он вдруг с пронзительной ясностью понял, что-либо сейчас, либо никогда. Он привезет ее к отцу... и всё! Больше ничего не будет! Никогда! Он никогда ее не увидит! И от этой обреченности он чуть не погнал коня в степь, черт с ним, с честью, с долгом, с законом и правилами!

Но княгиня вдруг немного повернулась и положила голову ему на плечо.

И снова в упор эти глазищи! И он, сам не поняв как, опустил голову и приник к ее устам. Когда они оторвались друг от друга, Иван сказал:

- А если князь мне откажет?

Забава улыбнулась и потерлась носом о его подбородок:

- Тогда я утоплюсь.

Иван захохотал, молодецки ухнул и погнал коня вперед.

Им навстречу, утопив в сиянии город, вставало гигантское алое Солнце...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

...Чудовищное алое солнце неумолимо вставало из-за близкого (всё ближе и ближе!) горизонта. Оно пухло, наплывало и слепило, пока не закрыло собой весь мир. Жаром обдало щеки, затрещали волосы, и девушка в панике оглянулась на мужа. Сатьяван открыл прозрачные глаза и стал недоуменно оглядываться. В глазах у него плыло. Почему-то ей показалось, что от него пахнет порохом. Но она уже ничего не соображала... и только прижав кулаки к груди, с ужасом глядела на Конец Света. В тот момент, когда Ваня предпринял попытку сесть, Савитри коршуном упала на него и рывком подтянула к дереву, и в тот же миг остатки мертвой земли обвалились... Осталось кипящее солнце и... дерево. Но только редкий шутник или безумец отважился бы назвать ЭТО деревом... Из ниоткуда тянулся ствол, сплетенный из тысяч дерев, на качающейся крохотной верхушке (как бы микроскопической шапке тощего гриба) дрожала былинка, а за нее держались два человечка... верхушка со свистом рассекала онемевший космос, всё сильнее, всё яростнее, человечки, ухватившись за руки, уставились друг другу в глаза... и тут...

Нехотя и с чудовищным треском разошлось звездное небо. В дыру кряхтя влез Ямараджа. На распухшее солнце не посмотрел, на то, что душа клиента переместилась к дереву, внимания не обратил, как и на то, что земли больше нет. А Савитри, бедняжку, так и вовсе не заметил.

Бог Смерти шагнул, и точно по размеру его стопы возникла твердь (посыпались в бездну комочки земли), взял парня, закинул на плечо и сгинул в дыру. Савитри закрыла рот, взвизгнула и бросилась следом. С вкусным чмоком дыра за ее спиной стянулась.

Верхушка Вселенского дерева отломилась и сгорела, упав на Солнце. Оно тут же взорвалось. С тяжелым вздохом и как бы даже ворчанием Майа, доселе с удовольствием наблюдавшая спектакль, навела порядок, проглотила "дерево" и села отдохнуть.

"Люди такие милые" - подумала она прочувственно и спрятала поглубже в недра своей необъятной груди записанную на память пленку о приключениях влюбленных. На обложке значилось "Савитри и Сатьяван. 1-100 серии". "Потом посмотрю" - решила она.

Конечно, не что-то ударило Ямараджа по голове, а выпавшая из небытия Савитри. Он по привычке разгневался, но особо не удивился.

Душа парня пронзала его взглядом, Савитри лежала пластом, Ямараджа сотворил костерок и принялся готовить чай... Говорить было не о чем.

"Я совершенно удовлетворен, - подумал он мрачно, - теперь я должен сказать: "Проси, что хочешь". Она выпалит: "Верни мужа!" И я, куда деваться, соглашусь. Как же мне всё это надоело"...

Тут-то и явилась гостья. Она снизошла в виде прелестной девушки с длинными волосами, низко, в пол и с отмашкой (как в 55-ой серии это делала Забава) по-русскому обычаю поклонилась Ямарадже. Тот сначала вытаращил глаза, подскочил, тоже поклонился и приглашающе повел рукой.

Девушка подсела к костру. От чая отказалась, а потом сказала:

- Чего там уже, Яма, отпусти их...

- Да, я вот тоже думаю...

Они оба покосились на Савитри, та покраснела.

- Такая любовь, Яма!

- Сильнее смерти - закончил он.

- Верни их домой, ты же видишь...

- Да уж, тут, поди, не оставлю!

Гостья улыбнулась Савитри и исчезла. Ямараджа вздохнул.

- Кто это был? - спросила девушка.

- Майа...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ПОСЛЕДНЯЯ.

"Майа" - звучало в ушах Сатьявана, когда он открыл глаза - "Майа, Майа".

У него было отличное настроение, ему хотелось прыгать и громко смеяться, и петь и кричать. Улыбаясь во весь рот, он перевернулся на спину, заложил руки за голову и удовлетворенно вздохнул.

"Почему я чувствую себя, как новорожденный? - подумал Сатьяван. - Почему я такой счастливый? Та-кой! щас-ли-вый я!!!!"

Рядом сопела Савитри. Он перевернулся на бок и стал рассматривать ее лицо. Больше всего он любил вот так, проснувшись раньше (а он всегда просыпался раньше ее, так как родился "жаворонком", а она была неизлечимо безнадежно милой "совой" :), любоваться ее нежным личиком.

Савитри была прекрасна. Особенно, когда спала. И не кривлялась. Лицо ее как будто светилось. Он посмотрел на ее лоб, где мелькали легкие тени последних сновидений, на вздорный носик, на лотосные глаза (тени от ресниц падали чудными стрелами), на пухлый полудетский рот.

Сатьяван потянулся, вытащил травинку из букета, стоящего в вазе у кровати, и, вытянув язык от предвкушения, не дыша, провел травинкой по ее щеке. Савитри сморщила нос, он пощекотал, она громко чихнула.

- Вставай девочка, - сказал он ласково, - просыпайся.

Но Савитри придвинулась ближе, поскулила, обвила руками его шею и пристроила голову на плече. Он чуть не помер от счастья. "Разве может быть человек так счастлив? - спросил он себя. - Нет, неможет".

Но когда Савитри, еще поскулив со сна, залезла на него, как обезьяна, и ее длинные волосы полезли ему в нос и глаза, он понял со всей очевидностью: МОЖЕТ! и ПРЯМО СЕЙЧАС!

Они свалились на пол. Еще бы, ведь его глупая жена с самого утра переполняется энергией, и нет от нее никакого спасения. Она будет пихаться, толкаться и вертеться, пока не добьется своего! И при этом всегда делает такое жалостливое лицо... виновата, мол, недостойна звания советского офицера...

Сатьяван расхохотался, подхватил жену на руки и резко поднялся.

Она глядела на него с обожанием.

- Знаешь, мне приснился такой странный сон, - сказал он, внимательно глядя в ее глаза. Савитри лежала у него на руках и помалкивала. - Будто я умер и меня унес Ямараджа...

- И чего? - Спросила Савитри.

- Ну, я точно не помню. Но всё мелькало... крики какие-то... А, еще мне снилась ты.

- Да? - Савитри подумала, что он мог бы уже опустить ее на землю, но решила не сбивать его с мысли.

- Ага. Ты была варварской женщиной и тебя звали...

- Как же меня звали?

Сатьяван сделал страшное лицо, оскалился и зарычал в лицо взвизгнувшей жены:

- ВАРРР-ВАРРА! Вот как!

- Да, ладно, - недоверчиво сказала Савитри и неуверенно хихикнула, - скажи еще, что я носила шкуры и разрывала мясо зубами...

- Да! - Он все-таки опустил ее на ложе и сел рядом. - Еще я вёз тебя на коне. Ты была похожа на богиню... такая красивая-красивая... с длинными белыми волосами...

- Ишь, ты! - Савитри рассмеялась.

Они посмотрели друг на друга и обнялись.

- Ты знаешь, а ведь вчера я должен был умереть... но, не умер.

- Ну да. Как же ты умрешь, а я? Ты обещал всегда быть со мной. Ты обещал!!!

- Чшшш, спокойно. Я тебя никогда не брошу. Слышишь, никогда!

- А если он снова... если Ямараджа все же придет за тобой?

Сатьяван внимательно посмотрел на жену и крепче прижал ее к себе.

- Ему придется несладко. Поверь мне, он пожалеет, что посмел... Что вздумал разлучить нас! Глаза Сатьявана грозно сверкали, Савитри погладила его по руке и улыбнулась.

- Или ты, женщина, сомневаешься в словах своего мужа?!

Она не сомневалась. Нисколечки. Она считала, что он бог!

Утреннее солнце заливало дворец... птицы пели, как в первый день творения! Впереди был прекрасный день длиною в вечность.

...Скоро они узнают, что свекор Савитри внезапно прозрел, и еще они узнают, что умер злодейский царь, ослепивший его. Они будут жить долго и счастливо и в одной из жизней, сидя в палатке на берегу Черного моря... на закате... прочитают историю о Любви, ... которая сильнее Смерти.

Лена Курилова (2003-2004)